Мне нравится этот человек, именно человек, хотя я могу судить о его человеческих качествах только по по записям, которые и читаю то изредка.
Я знала одного, родившегося на поселении в якутской землянке.
Его родители зарылись в землю, рыли с июля по август и там в землянке он получился.
Его мать, сидевшая за мужа по 58 статье всегда потом говорила, думая его тюрьмах: "Да, вор, но что поделаешь, он родился среди воров и убийц и детство его среди них прошло".
Не все определяет среда, вот пример - детство похожее, а люди разные.
Из дневника
koteljnik:"Они, конечно, ходили с победным видом по Тверскому бульвару, к концу жизни дождались отдельных квартир и орденов, но никогда - никогда! - не стеснялись своих портянок, дырявых сапог или железных коек - из детства, из эвакуации, из гастрольного быта бедных лет.
Нынешние везунчики оставят после себя тот же победный шаг - по дорожкам заштатных фестивалей, пышные интерьеры в глянцевых журналах, наряды из рубрики "Снимите это немедленно" и никогда - никогда! - не признаются в том, как плакали, переодеваясь среди грязных тарелок на корпоративе у толстого сырьевика".
И еще пронзительное:
"Там всё – в той грязи, которую стеклянная гребенка льда делала свежей, остро пахнущей весной, там, где вовсе не было никакой грязи – ни на голубике, ни на жимолости (но только матовая пыль на крупных ягодах), там - в моем навсегда родном поселке, в сыром доме, который никогда - никто! - до недавних пор не называл бараком – там, в крохотном чипе поблекшей памяти остались и солнце, и свет, и живые родители, и брат, и велик, и кошка…
Иногда мне кажется, что инерция, с которой я прожил остальную жизнь, вся была сообщена нетерпеливым ожиданием сусуманской весны. Её – какую-то из них – я всегда узнаю в похожих друг на друга веснах, неотличимых за пятьдесят с лишним лет…
И та, сверкающая льдинками грязь мне слаще прустовского печенья, и нет для меня ничего мучительнее и роднее той колымской весны в моей сегодняшней, усталой московской осени…"
10 мая 2013 г.