Их вечера поэзии, их рок, их поставангард в живописи, их самиздат.
Их политизированность, из них диссиденты, они сидели в психушках и лагерях и они выходили на площадь.
Мы лишь застаивались.
Но при этом они нас формировали, тех, кто подлежал формовке.
Я и мои друзья относительно
подлежали.
В свои почтовые ящики, в смысле оборонные предприятия, на работу ходили, язык за зубами держали, но внутренняя шкала была, а на ней диссидентские зарубки.
И вот грянула перестройка, все мои друзья рванули к газетным киоскам, к телевизионным экранам, а за их неимением на работе - к радиотрансляциям.
Нас было много.
Через пару недель в связи с очередной годовщиной в сети запестрят фотографии запруженных площадей.
Отбив ноги на митингах и посадив глотки скандируя, получив желаемое, свергнув ненавистную КПСС (чего не сделали китайцы, понимая, что это единственная в стране управленческая структура), мы быстренько погрузились в хаос и занялись физическим выживанием.
Через несколько лет, уцелев и стряхнув с носа тину, затарившись японским телевизором и итальянской стиральной машиной, мы поняли, что оказались в другой стране.
Но вектор, прочерченный в наших головах шестидесятниками, не стерся от барахтанья в болотах.
Мы точно знали, что на наших знаменах должно быть начерчено - свобода, равенство, братство.
И это несмотря на то, что наш исторический поезд ушел, нас как-то мимоходом сбросили приближенные к денежным потокам или более молодые.
В объявлениях по найму предельным считался возраст 35, но желательным был 18 и 90-60-90, деликатно умалчивалось то, что объем талии величина непостоянная, в отличии от хорошего образования.
Короче, поезд ушел, и лозунги вывешивать было уже не на что.
Разве что на прицепной вагон, в котором нам дозволили работать, как когда-то нашим дедам в шарашках: много, интеллектуально и за рупьдвадцать.
А свобода?
Да, мы получили свободу и получили избирательный голос.
И вот тут вся моя компания во весь голос разругалась.
Предмет дележа был прост.
Вопрос, куда и кому отдать ваучер, уже не стоял, но зато во весь рост встал вопрос, кому отдать голос.
Для моих друзей он был решен однозначно и навеки - реформаторам.
В этом они походят на наших отцов, умиравших с партийным билетом на сердце.
Из всей большой компании хуже всего с идеологией оказалось у меня.
Поняв, что из революционеров наблюдается только бывший эдичка, и будучи не готовой ради него расстаться со своим потенциальным, единственным и неповторимым голосом, я сошла с круга.
И вот сейчас в очередной раз, наблюдаю за уже немногими культовыми фигурами того времени, призывавшими из облаков (в прямом смысле слова - из самолета), пролетая над моим Череповцом, за них голосовать.
Наблюдаю за тем, что они говорят и делают, попав в непростую для них ситуацию, выпав из обоймы небожителей.
Считаю, что была права, не встав под их знамена.
Нажилась под знаменами.
Теперь поживу под одним, под флагом своей страны и посмотрю, кто сможет удержать древко вертикально.
