Наш рынок был побольше, потом усох, ужался, ушли продукты и осталось всякое необходимое от ремонтно-хозяйственного до тряпичного.
Я вижу улыбки френдесс, но что поделать, да, иногда покупаю, чаще, чем хотелось бы.
Есть несколько теток с хорошим вкусом, которые решают проблемы моих юбок, брюк и свитеров.
Собственно поставщики одни у всей страны, все из одной бочки, только что по магазину надо долго бродить, а тут наскакиваешь сразу, и не захочешь а купишь по средней магазинной цене.
За двадцать лет
всех уже знаю (в отличие от моего мужа, которому объяснить, где Петя с дверями, а где Маша с кофтами невозможно).
Есть там отец и сын бакинские армяне, я когда-то писала о них.
Бежали в начале девяностых в Москву и тут и осели.
На рынке.
Отец инженер-строитель, сын закончил инъяз.
Раньше возили хорошую кожу из Турции, сейчас продают плохой кожзам.
Несколько лет назад иду мимо, здороваюсь с отцом и он меня зазывает внутрь.
В холоде и сырости палатки на колченогом столе лежит сыновняя выписка из красного диплома.
Ни одной четверки.
Горюющий отец в одиночестве смотрит на бывшие достижения своего единственного сына и хоронит свои надежды.
Не раз жаловался мне, что не может вытянуть того с рынка.
Уже и внуки подросли, а этот все возле своего павильона в нарды играет.
И сегодня под навесиком играет.
Поздоровались, спросила, как отцовская больная спина, передала привет.
Он мне всякого теплого наговорил, интеллигентный человек.
БИЧ. Бывший интеллигентный человек.
Даже представить невозможно каков должен быть масштаб запоя, чтобы в сорок с небольшим стала такая морда.
А ведь когда начинали торговать мечтали раскрутиться, открыть магазин, покорить столицу.
В девяностые все мечтали, особенно совсем молодые.
Живущие здесь, приехавшие и не доехавшие, все.
И прошедшее двадцатилетие действительно очень многое нам дало.
Но не дало главного, не дало четко очерченного светлого будущего.
Поманило и растаяло, как прошлогодний снег.
Сходящий снег, чернеющий и обнажающий.