Девочки — это параллельная вселенная
Наринэ Абгарян
Недавно подружилась с чудесной девочкой Дадушей.
Я, конечно, знала, что девочки — это параллельная вселенная. Но чтобы до такой степени!
Взять хотя бы сообщения.
«Мам, если не привизёш мне марожни, я умру», — отправлял мне смску семилетний сын.
И буквально следом телефон тренькал категоричным «умыр».
Всё, конец. Был человек — и нет его.
Не привезли вовремя марожни, получите суровый и безапелляционный «умыр».
От Дадуши приходят смски, обильно инкрустированные цветочками, сердечками, воздушными шариками, дельфинами, лошадками, звёздочками, цыплятами и прочими медвежатами.
Вытяжку на моей кухне теперь украшают открытки с трогательной клинописью. «Вы лутший мой песатель», — выводит печатными буквами Дадуша, подписывается пронзённым стрелой сердцем, и смотрит круглыми васильковыми глазами.
Мы, закалённые суровыми мальчиковыми буднями мамы, запросто отличающие носителя золотой брони Таху от Копаки-объединителя льда, к такому испытанию нежностью не готовы.
Разбуди нас среди ночи, и мы без труда назовём все альтернативные версии Человека-паука, расскажем, кем Алая Ведьма приходится Ртути, и чем отличается инерционный самокат от спортивного.
Что мы знаем о сыновней любви?
Она прямолинейна, безыскусна и опасна для жизни.
Восьмого марта нас балуют чаем из кудрявой петрушки (заварили первое, что попалось под руку), с намерением развлечь вывозят на рыбалку, откуда мы возвращаемся изрешечённые комарами-мутантами, а в день рождения подают вусмерть подгоревшую утку.
Дарагая мама, ты мне напаминаешь хомосапиенса на коком-то итапе розвития», — нацарапал мне галантно сын-первоклассник.
Теперь ему двадцать, и сообщения, которые от него приходят, смахивают на шифровку, где каждый лишний знак — подсказка врагу: «Сынок, купи, пожалуйста, хлеба» — «Хор». «Эмиль, представляешь, нашла ключи. Перерыла всю квартиру, а они, оказывается, лежали в сумке, куда я раз двадцать заглядывала» — «Жиз, бро».
Самый многословный ответ пришёл на рассерженное сообщение о балбесе-соседе, который в шесть утра уронил шкаф — решил в прыжке забрать с верхней полки свитер. Ходил потом нарядный, в гипсе. Об этом я и написала отдыхавшему в Калининграде сыну.
«Я же говорил, что наш сосед — гуманоид», — ответил он.
Я аж прослезилась.
В сравнении с его скудословием это практически четыре тома «Войны и мира».
Храню как зеницу ока, иногда с умилением перечитываю.
Так вот, о девочках.
Прошлым летом тринадцатилетняя племянница Ева вручила мне вышитый платок. Большая уже девочка, практически барышня. Очень красивая. Ростом почти с меня.
Украдкой вышивала на платочке мои инициалы, чтоб подарить перед отъездом.
Наверное, я была такой же.
Сейчас, увы, не вспомню.
Мамы мальчиков со временем начинают мыслить мальчиковыми категориями.
Потому как унитаз взорвала, помню. А чтобы платочки вышивала — хоть убей не помню.
Было или не было?
Надо у родителей спросить.
Представляешь, — частит в трубку Дадуша, — у меня фотосессия. А я себе такой ужасный макияж нарисовала!
— Не сомневаюсь, получатся прекрасные снимки, — отвечаю я.
— Ды?
— Ды.
— Тогда ладно, — легко соглашается Дадуша.
Она присылает мне трогательные смски.
Новость о проколотых ушах сопровождается десятком смайликов, гусеницей, вылупившимся цыплёнком, кошечкой и новогодней ёлкой.
Видно, чтоб я не подумала, что ей было больно.
Мне сразу становится душно и стыдно.
Когда мне, шестнадцатилетней, прокололи уши, я лежала лицом в подушку и ненавидела весь мир.
Страшно подумать, чего бы я понаписала родным и друзьям, будь у меня мобильный телефон.
А Дадуша шлёт мне охапки улыбок.
Ты сильнее меня, — признаюсь я ей.
Она недоверчиво смеётся.
Она ещё не знает, что дети превосходят взрослых во всех качествах, и в первую очередь — в благородстве.
Заказала сыну внучку.
Ты как хочешь, говорю, а первой должна быть девочка.
Я подстроюсь, смогу.
Закачаю в телефон сердечки и цыплят. Буду покупать воздушные платьица. Плести фигурные косички. Исправлять коряво нанесённый макияж.
Научу тому, чему тебя не смогла.
Полюблю её так, как себя — ребёнком.
Ты ведь знаешь, да?
Я разучилась отождествлять себя с той девочкой на фотографиях, которую зовут, как меня.
Я отдельно, она отдельно.
Подари мне внучку, чтобы она вернула мне — себя.
Отсюда