Думаю о бабушке.
Осуждала ее - как мне казалось - лицемерие и склонность лакировать
Она всю жизнь жила в образе московской штучки, жены профессора - МХАТ, Большой, балет, книги, встречи с прекрасным, романсы, "Подарки" на улице Горького. И мне казалось это клеткой, мещанством, скудоумием и занудством. Трусостью.
И я постоянно бомбила стену этой крепости - а расскажи про деревню, а расскажи про то, как прадеда на расстрел выводили, а расскажи про голод, а расскажи, как ты в обозе в эвакуацию, а расскажи, как ты девочкой на фронт, а расскажи, как немец на бреющем полете за вами по полю гонялся, а расскажи, как там женщины на войне, а расскажи, как там без горячей воды, а расскажи, как там мужики, а расскажи... дескать, давай, расскажи мне правду про себя - несчастную лишенку, жертву коллективизации, немцев, советской власти и мужчин на фронте. Ну, расскажи же!
Бабушка яростно
сопротивлялась, молчала и злилась.
Когда я достала ее просьбами поехать на ее малую родину в Нижнедевицк, она закричала:
- Что ты там хочешь увидеть, что?!!!
Там давно ничего не было, кроме пустых домов ее покойных братьев и сестер. Она прожила дольше всех, потому что в городе. А ее сестры в 50 выглядели как она в 80, от тяжелой колхозной работы. Мужиков-то выбило войной.
Я хотела увидеть правду. Понимаемую как рану. Ну, я же тоже дитя перестройки, оглоушенное огоньком-89 по затылку. Жертва, приученная расковыривать болячки и выпускать гной наружу. Вот, из бабушки давай добудем немного свежей крови, обсудим на круглом столе, подпустим в документари.
Господи, как я теперь понимаю ее! И как бы хотела извиниться за садистский нобилиатский зуд. Хам оголяет наготу отца. Я хотела быть хамкой. Теперь не хочу.
А бабушкин выбор считаю героическим - она унесла в могилу свою травму и не передала ее ни мне, ни матери, как горячий пирожок. Кушай теперь и ты, деточка, этот голод 30-х, поищи в архивах кгб фамилии тех, кто твоего прадеда сгубил, сойди с ума и живи мою жизнь. Нет, она уберегала нас жестким запретом открывать ящик Пандоры.
Но она и сама так жила - и из войны и эвакуации она добыла деда, благороднейшего и добрейшего из всех известных мне мужчин, который души в ней не чаял, все прощал, терпел и работал, пока бабушка ходила по ГУМу за перчатками для меня и маман. Не изнасилование, не кровь, не унижение - ничего из этого она не притащила. Почему знаю и верю - потому что о попытке она рассказывала и были это советские солдаты, приблизившиеся к ней в парке, в Германии - а она была не в форме, а в платье, приняли за немку - и их шуганул советский же офицер. Но это было один раз. Она это помнила, белея, рассказывала об этом, но без "там на каждом шагу насиловали". Потому что это вранье.
Из ада бабушка высекла рай. Если бы она родилась позже, то могла бы учить стадионы менять печаль на радость.
Сейчас я думаю, что этим она и меня научила.
И, поскольку характер у меня бабушкин, гоняла она меня от ран и драм жестко. Иначе не прогонишь. Хорошо гоняла, но мало - думаю я теперь.
Ну что ж - остатки травмы мне теперь изживать самостоятельно. Почему я хочу писать хэппи-энд, а алексиевич читать не хочу и не буду - потому что в порядке исцеления ран и перезагрузки жесткого диска. Не жили хорошо, а после войны - зажили! И раны, и люди.
Простите за сумбур)