Любимый дядька,самый любимый брат отца из всех родных, двоюродных и троюродных. Мы жили в одном доме, каждый день вечером после работы в Моники он заходил к нам на второй этаж, устало стоял на коврике у двери, немного трепался, отказываясь присесть и уходил к себе на первый этаж. Умер на работе от четвертого инфаркта.
Смыслов много, а смысла нет
Сегодня из телевизора несется мне в спину: «Это придало новые смыслы их жизням».
Хорошо сказано, много – лучше, чем один.
Не раз меня спрашивали суровым тоном: «В чем смысл твоей жизни?»
При попытке ответить всегда почему-то получалось, что ты размениваешься на всё понемножку, коптишь тут небо, утрачивая тот самый, единственный, ради которого надо жить, бороться и идти на подвиг.
А теперь стало тепло, сухо и комфортно, смыслов много, столько же, сколько и потребительских предпочтений, как у Винни-Пуха: «...и того, и другого, и можно без хлеба»
И сегодня по тому же телевизору и по той же программе шел очень среднего качества фильм о лендлизе и Северном морском пути. Тема эта – не из раскрученных, но для меня, выросшей в семье, в которой все мужчины воевали, она знакома с детства.
Я еще застала полученный на фронте по лендлизу английский свитер, правда, с заштопанными локтями и в качестве чистошерстяного антигриппозного средства в койке при ознобе. По молодости я его лихо распустила, чего-то добавила и связала дивный длинный шарф, безмерно меня украшавший, особенно, если я им заматывалась по самый лоб.
Но не только рассказы о свитерах, тушенке и крабах слышала я от взрослых. Еще говорили тихо, не для детей, о северном караване. Даже бывшие фронтовики считали, что тяжесть боев и размеры потерь не для детских ушей.
Двоюродный брат отца, старше его, взрослым, сложившимся человеком плавал корабельным хирургом Северного флота, сразу после финской компании. Он прошел все войны, не уклонившись и ни на йоту не отклонившись от врачебного долга.
Р. Плятт блестяще играет корабельного хирурга в фильме М. Хуциева «Послесловие». Спирт вместо анестезии и ампутации, ампутации сутками, в штормящем море, сверху бомбардировщики, снизу подлодки. Интересно, на сколько «смыслов» разбивалась в те годы жизнь этого уже немолодого, очень тихого, худого, книжного, по сути совершенно гражданского военврача.
Ему я обязана своей любовью к поэзии, он подкидывал мне почитать переплетенные в веселый ситчик пожелтевшие сборники Бальмонта, Ахматовой, Гумилева.
Он привил мне интерес к Востоку, к древней Азии, которую он застал практически неприкосновенной в 20-е годы, когда СССР боролся с басмачами, а мобилизованные врачи и он в том числе боролись со средневековыми болезнями в Бухаре и Самарканде.
Врачи победили, он выжил, он, наверное, был любимчиком богов, со своей тихостью и своими книжками.
Но Азия так и не отпустила его. Всю жизнь он собирал поштучно фарфор. Коллекция его давно в музее народов Востока, оставлена в дар по завещанию. Да и то сказать, какие у него были смыслы: людей спасать да пиалы собирать.
Наверное, не всегда много – лучше, чем один. Все-таки эти бесконечные «смыслы», из которых состоит наша бессмысленная жизнь, должны выкристаллизовываться во что-то главное, глобальное для каждого, чтобы можно было потом, в тот самый, последний момент, сказать растиражированный слоган: «и все-таки я сделал это», а не перебирать четки из устремлений и поражений.
Вспоминая тех, ушедших, я пытаюсь и не могу понять, как они умели на трагическом историческом фоне находить вектор своей жизни, жить по совести.
И еще я думаю, как бы нам самим этому научиться, чтобы элементарные навыки гигиены души передать своим детям, чтобы наши дети, как многие поколения их дедов и прадедов смогли отделять смыслы от смысла и зерна от плевел.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →