Юрий Афанасьев, он всегда интересен, всегда масштабен.
Мы обманули самих себя
Сейчас становится понятно, что годы перестройки – 1985–1991-е – вписываются в глобальный, огромной протяженности и насыщенности процесс. Это время вполне можно воспринимать как уход с исторической сцены еще и всей русскости как системы. Важным рубежом кризиса всемирного значения и для нас, и для Советского Союза был 1917 год – крах, развал, крушение империи. Потом вроде бы восстановление, и потом снова – 1991 год. Это огромный тектонический сдвиг на территории всего бывшего СССР. События 1986–1987 годов, XXVII апрельский съезд, январский пленум 1987 года, приход к власти Горбачева, какие-то слова, заявления, декларации типа перестройки и гласности, все это кажется неким мельтешением, мелкой возней на фоне тех грандиозных событий.К 1985–1986 годам было ясно – шел явный развал, прежде всего экономики. Опустели магазины, ощущалась явная напряженность с продовольствием. В тяжелейшем положении оказались финансы, потому что как раз на это время падает обрушение цен на нефть – с 30 долл. за баррель до 10. Власти стали стремительно занимать деньги за рубежом. А там прекратили давать. Поддерживать что-то на плаву стало невозможно. Зарплаты платить было нечем, предприятия останавливались. Советские республики к тому времени начинали расползаться. Лопалась идеология, выступавшая в роли мощных скреп, которые держали КПСС. Исчерпал себя даже проект, на котором базировался Советский Союз.
Сходит с исторической сцены Коммунистическая партия – по 6-й статье Конституции руководящая и направляющая сила. И уходит социализм как общественное устройство. Все годы перестройки, вплоть до 1991-го, до возвращения из Фороса, Горбачев хотел спасти СССР, сохранить Компартию и спасти социализм.
Но самое главное заключалось в том, что к середине 80-х уже созрели очень мощные силы в виде советской автократии, которые захотели осуществить то, что фактически уже было сделано. А именно – овладеть всем достоянием СССР как частной собственностью не только фактически, но и номинально.
И этот процесс шел вовсю и вполне гласно. Только он назывался по-другому. Во второй половине 80-х было принято совершенно официально несколько решений ЦК КПСС и Совмина: о кооперации, об аренде, об индивидуальной трудовой деятельности, создании совместных предприятий, банковской сферы. Но это и было главное, что определяло содержание всего, что происходит. То есть то, что я назвал кризисом экономики, советской хозяйственной и общественной системы, отразилось в этих постановлениях и в ходе их реализации.
Что на самом деле происходило под видом кооперации и акционирования? Акционировали государственную собственность, но юридической, правовой четкости по вопросу о разграничении государственного и частного, в особенности того, что касалось бюджетных денег и основных фондов, – не было. Ко времени ваучеризации и залоговых аукционов, к 1992–1994 годам, фактически в ходе реализации постановлений о кооперировании, об индивидуальной трудовой деятельности, о предприятии, национальным достоянием овладели уже все те, кого обобщенно называют советской бюрократией.
Все происходило по законам того времени. Например, в законе о предприятиях говорилось о том, что является этой кооперативной собственностью. А о том, кто должен инвестировать в основные фонды, – не говорилось. В то же время предоставлялась возможность средства, предназначенные для инвестирования и реконструкцию, перекачивать в фонды потребления – на зарплаты и премирования. А распоряжался этим директор. Никакого заговора, даже номенклатуры и бюрократии, в этом я не усматриваю. Это было квазиюридическое, квазиправовое оформление естественных процессов.
При советской власти до 80% всего ВВП составляло военное производство. И директора предприятий, и даже работники министерств и ведомств ощущали, что они фактически овладели всем национальным достоянием. Но все это дело надо было как-то обналичить. И обналичка произошла. Она стала законным явлением.
Возникает следующий вопрос: как распорядиться этими деньгами? Ни в семью принести, ни тем более по наследству передать. Детей, жену обеспечить невозможно. Вот откуда пошли идеи о необходимости приватизации и о необходимости легализации всего этого явления. Закоперщиками реформы были Гайдар и Чубайс, сидевшие в правительстве. Какого-то большого проекта не существовало.
Россия – страна имитации, страна манекенов. У нас партии – манекены, Дума – бутафорская подделка. Все эти системы выборов, судов, прокуратура... Система госучреждений является органами коррупции, воровства и разбоя, то есть государственные органы функционально превратились в нечто прямо противоположное себе самим. Этими симулякрами и пытаются каким-то образом удержать то, что в России осталось от советской системы.
Между тем сам по себе порыв, который испытывали тогда очень многие, – тоже позитивное явление, хотя он и оказался бесплодным. С гласностью открылось очень многое. Граждане, перечитавшие «Реквием» Ахматовой, книги Твардовского и Гроссмана, посмотревшие какие-то фильмы, обрели самих себя. Это тоже позитивное явление. Сейчас многие начинают понимать, что демократизация, связанная с именами Ельцина, Гайдара и Чубайса, в которой никакого либерализма не было, – это тоже позитивное дело!
Правда, люди сейчас стали еще больше замыкаться в себе, еще больше уходят от всего государственного, отползают от власти... Необязательно в какое-то воровство, черные дела, но – в отстраненность. Это стало общим мотивом поведения людей. Ведь почему не выходят сейчас на митинги протеста? Они спрашивают сами себя: сколько можно подвергать себя обману... Десятилетия бесчеловечности зря не проходят.
Из «Демократической России» я ушел в 92-м. Я понял, что те люди, с которыми я был, устремлены не к тому, чтобы думать о преобразованиях. Они были устремлены во власть. Сначала – в горбачевскую, что и произошло с Собчаком. Он туда преуспешнейшим образом вошел, и он был не один такой. А потом, когда власть изменилась, во власть к Ельцину. Получается, мы, демократы-романтики, были ширмой, за которой кроты рыли норы.
Сейчас многие критики власти продолжают сеяние иллюзий, они насаждают великий обман в головах и сознании людей. Посмотрите, что происходит с этой Силиконовой долиной. Это же самый настоящий симулякр. Это полнейший обман, потому что ситуация обостряется и в ЖКХ, и с зарплатами, и с работой, и с закрытием предприятий, с социальными конфликтами.
Дело в том, что именно так развивается вся наша реальность, – с крушением Идеи у нас разрушились скрепы, а без этих скреп нельзя жить. Поэтому сейчас пытаются их изобрести заново, но обязательно нужна большая идея, проект. В будущем его не видят, и поэтому власти пытаются отыскать его в прошлом. Где якобы у нас осталось все лучшее. Отсюда – истерический «патриотизм» по поводу празднования 65-летия Победы, закон о недопустимости фальсификации истории. Это тоже часть огромного обмана, в котором массовое сознание людей смыкается с настроением власти. После всего, что мы пережили, массовое сознание испытывает колоссальный страх перед неопределенностью, перед хаосом. Ему хочется чего-то прочного. И власть тут как тут: я, мол, эта самая прочность и стабильность, которых вы ждете, только имейте в виду, что я себя связываю с нашим прошлым, в том числе и досоветским. Играют все вместе на одной волне, и получается двойной обман, двойная иллюзия, в которой, увы, продолжает жить наше общество.
Единственное, что я могу, это пытаться сделать так, чтобы люди поняли, узнали себя в той реальности, которая их окружает. Перестройка – это эпоха иллюзий и заблуждений. Еще и поэтому она сродни сегодняшним нашим попыткам модернизации.
Замечу: нынешняя власть научилась с помощью современных политтехнологий манипулировать сознанием еще более искусно, чем советская. Кроме того, она в состоянии регулировать финансовые потоки таким образом, чтобы население России усилиями этой власти оказалось как бы в заповеднике. Население, в сущности, этой власти не нужно. Потому что при наличии трубы и сырья она без населения может обойтись. Поэтому вся политика Путина сводится к упаковыванию населения в заказник: ни в какой политике не участвовать, ни в какой экономике активно себя не проявлять. Вот вам место – этот заказник, а мы вас (это словечко Солженицына) будем сберегать.
Сменить систему – никто такой задачи перед собой еще не ставил. Это и по-другому можно сформулировать: надо изменить парадигму России, суть ее. Можно ли это сделать – никто не знает. Но представьте себе: мы кричим – «Долой Путина!» И вдруг раз – Путина нет. Что изменится? Мы окажемся ровно перед теми же проблемами. И все же выход есть. Надо пытаться оставаться самим собой. Надо думать, искать ответы на вопросы, занимать позицию, которая соответствует твоей совести.
http://www.ng.ru/ng_politics/2010-04-06/9_lie.html
Спасибо
otyrba