Владимир Набоков
Три сонета
Движенье рифм и танцовщиц крылатых
есть в шахматной задаче. Посмотри:
тут белых семь, а черных только три
на световых и сумрачных квадратах.
Чернеет ферзь между коней горбатых,
и пешки в ночь влились, как янтари.
Решенья ждут и слуги, и цари
в резных венцах и высеченных латах.
Звездообразны каверзы ферзя.
Дразнящая, узорная стезя
уводит мысль, — и снова уж во мраке.
Но фея рифм — на шахматной доске
является, отблескивая в лаке,
и — легкая — взлетает на носке
* * *
Я не люблю законного сонета,
хоть в тополях не спали соловьи, —
но, трогая то пешки, то ладьи,
придумывал задачу до рассвета.
И заключив в узор ее ответа
всю нашу ночь, все возгласы твои,
и тень ветвей, и яркие струи
текучих звезд, и мастерство поэта.
Я думаю, испанец мой, и гном,
и Филидор — в порядке кружевном
скупых фигур, играющих согласно, —
Увидят все, — что льется лунный свет;
что я люблю восторженно и ясно:
что на доске составил я сонет.
***
В ходах ладьи — ямбический размер,
в ходах слона — анапест. Полу-танец,
полу-расчет — вот шахматы. От пьяниц
в кофейне шум, от дыма воздух сер.
Там Филидор сражался и Дюсер,
теперь сидят бровастый злой испанец
и гном в очках. Ложится странный глянец
на жилы рук, а взгляд — как у химер.
Вперед ладья пошла стопами ямба,
потом опять — раздумие: “Карамба,
сдавайтесь же!” Но медлит тихий гном.
И вот толкнув ногтями цвета иода
фигуру. Так! Он жертвует слоном:
волшебный шах и мат в четыре хода.