Начало
http://irin-v.livejournal.com/42119.html
Все написанное не претендует на какую-нибудь форму литературного жанра. Просто, когда находишься у финишной черты жизни, тянет оглянуться на прожитое, особенно на годы детства и юности, а если есть возможность, то и написать об этом. Но не хотелось бы, что все написанное было бы воспринято как умиление перед прошлым, т.к. умиляться было нечем. Нельзя забывать о том, что все казавшееся внешнее благополучие и все бытовые радости московской жизни XX века были обязаны своим существованием беспросветному труду простого народа: портных и сапожников, белошвеек и модисток, официантов и прислуги, мальчишек на побегушках, извозчиков, приказчиков, дворников, швейцаров и прочих, выгнанных нуждою из своих родных деревень и живущих в темных подвалах, спящих вповалку в темных углах и коридорах или под лестницами, занятых неблагодарным трудом с утра до позднего вечера и часто не знающих ночного покоя, унижаемых ежеминутно и ежечасно всеми, кому это было угодно, бесправных по существу и видящих кругом повсеместное стяжательство, как главную цель жизни, и лишенных возможности стяжать самим. В итоге такой жизни оставалось одно: если не умрешь на работе, то, когда уже не станет сил работать, будешь вынужден вернуться в родную деревню, если уцелел твой дом и кто-нибудь из родных, и доживать так до последнего часа под недобрыми взорами родных, как лишний рот и в без того голодной семье. Недаром многие не выдерживали такой жизни и ударялись в воровство, которое в Москве носила массовых характер. Воровали все: галоши из передней незапертой квартиры; белье с чердака, влезая туда через имевшиеся на всех крышах слуховые окна; одежду в банях, оставляя свою худшую; карманные часы в трамваях; ловко очищали карманы в любом пальто; хватали покупки, уложенные в складной верх извозщичьей пролетки, подскочив сзади и став ногами на ось пролетки; срывали меховые шапки с пассажира, едущего в санках извозчика и не могущего быстро выскочить из саней из-за укрытых полостью ног, быстро скрываясь в проходном дворе; очищали богатые квартиры в отсутствие хозяев, часто не без помощи заранее подосланной прислуги; грабили с взломом магазины.Другие ударялись в нищенство. Нищих в Москве было несметное количество. Одни сидели на церковных папертях и на кладбищах, другие ходили по дворам и стучали в двери черного ходах), робко прося милостыню. Стояли на всех улицах в скорбной позе у стен домов с протянутой рукой и склоненной головой сидели на тротуаре, положив перед собой шапку, и тихо тянули: «Подайте Христа ради!». Часто шли группами, одетые в деревенские одежды и обутые в лапти, женщины с младенцами на руках и ребятишки чуть постарше, ухватившиеся за мамкин подол, просящие скорбным голосом: «Подайте погорельцам! Три дня не евши!»При этом бандитизм и убийства не были частыми явлениями, кроме как «на дне» московского общества: - на Хитровом рынке, в трущобах Трубной улицы и Цветного бульвара. Но это происходило в своей замкнутой, уголовной среде и часто оставалось нераскрытым.Очень трудно приходилось горничным, ученицам портных и др. девушкам из низших сословий, обладавших смазливой внешностью. Их ждало много искушений в домах, где они жили, работали и на гуляньях. Соблазнители – профессионалы затягивали их в свои преступные сети, прельщая легкой жизнью, и нередко их жертвы кончали свой трудовой путь на панели или в «заведении», получая в полиции вместо паспорта «желтый билет», равноценный каторжному клейму до конца жизни.Очень немногим из них удавалось сделаться содержанками богатых людей, т.к. для содержанки требовалось уменье «жить шикарно и со вкусом» и уметь подражать дамам из общества. Многие содержатели привлекали для этого француженок, иногда гувернанток в прошлом.Заводские и фабричные рабочие в моральном отношении находились в лучших условиях. Рабочие коллективы были более сплоченными в силу самой организации их труда по сравнению с работающими в сфере обслуживания и в мелких мастерских. Проникновение революционных идей в среду рабочих описываемого периода, обострение классовой борьбы, возникающие частые забастовки, подпольная работа революционных партий – все это создавало надежды на лучшее будущее и удерживало людей от падения на дно жизни большого города и спасало промышленных рабочих от таких пророков, как воровство и нищенство. Даже при тяжелейшей эксплуатации труда, существовавшей до революции на фабриках и заводах. В любой дореволюционной квартире была два входа: парадный и черный.Пусть те, кому придется прочесть эти воспоминания сопоставят «век нынешний и век минувший» и задумаются над тем, как сильно изменилась психология москвичей за половину века, как высоко поднялось достоинство современного советского человека, как исчезло унизительное раболепство одних перед другими, стоявшими на более высокой ступени сословной лестницы.Сейчас мы видим, как колхозники и рабочие не только из Подмосковья, входят с гордо поднятой головой в любой магазин, ресторан и театр, как они покупают все то, что покупает любой гражданин, независимо от его профессии и уровня образования. Нет больше забытых и униженных, нет больше самовластного хозяина, бесправного рабочего и слуги. Есть только полноправные граждане Великого Советского Союза.