Алла Боголепова
Мальчик из далекого провинциального города, приехавший покорять Москву с рюкзачком, в котором пара футболок и подшивка американского «Вога». Съемная квартира, тоска по маминым супам, большие надежды — он напомнил мне себя двадцатилетней давности. За одним исключением: он все время говорил о деньгах.
Наверное, это и неплохо, думала я в первые две недели: любой труд должен быть оплачен. Вот я в его годы даже не знала слова «гонорар» и страшно удивилась, когда мне заплатили за первую заметку. Мальчик рассказывал о том, как нелегко в столице провинциалу, потом отпросился на неделю «к маме», потом отложил мой заказ ради другого, более выгодного: «Вы же понимаете, на одну зарплату в этом городе не прожить».
Я понимала. А потом надоело, потому что в те редкие часы, когда мальчик работал на меня, он оперировал выражениями вроде «это мое видение» и «это стоит совсем других денег».
Пожаловалась подругам и услышала в ответ саркастический смех: мальчик твой не уникален ни разу, обычный такой мальчик, который ничего не умеет и ничему не хочет учиться, зато твердо знает, что ему должны большую зарплату, карьерный рост и свободный график.
Наш отдел кадров завален резюме двадцатипятилетних «амбициозных, креативных и умеющих общаться с людьми», причем список требований к работодателю куда длиннее списка их профессиональных достижений. Плохо образованные, самоуверенные, ленивые, они живут под девизом известной косметической фирмы: «Ты этого достоин». И даже намек, что все то, чего они якобы достойны, надо заработать, относят на счет банальной зависти к их молодости и «креативности».
Рожденное в сумбурные 1990-е и развращенное тучными 2000-ми, это безрукое поколение приписывает себе «динамизм, умение приспосабливаться к стремительно меняющемуся рынку» и прочий красивый инструментарий технологичных времен. И не видит, что теперь, когда приходится экономить, оптимизировать и сокращать издержки, в моду возвращается старый добрый труд. А на этом рынке голая «креативность» без знаний, опыта и работоспособности не стоит ничего. Понимание, конечно, придет. Но, боюсь, поколение «безруких» не сделает из этого правильных выводов. Оно просто превратится в поколение «разочарованных», «брошенных», «непонятых». А как иначе, если эти мальчики и девочки выросли в убеждении, что мир им должен?!
Конечно, я уволила мальчика. И, конечно, он даже не понял, за что.